Внутренняя политика ] Внешняя политика ] Экономическая ситуация ] Ситуация в регионах ] Чечня ] Страны СНГ и Балтии ] Средства массовой информации ] За рубежом ] Разное ] Архив ] Экспертное мнение ]

Опубликовано в еженедельнике "Русская мысль" № 4438, 9 - 15 января 2003 года.

Михаил Виноградов

В Чечне взорвано здание промосковской администрации 

В 2002 году провалы «чеченской» политики Кремля оказались заметнее успехов 

27 декабря к зданию промосковского правительства Чечни прорвались автомобили «КамАЗ» и «УАЗ», за рулем которых были террористы-смертники. Они привели в действие взрывные устройства. В результате здание было частично разрушено. На месте происшествия погибли 48 человек, еще 24 скончались впоследствии в больнице. 210 человек получили ранения различной степени тяжести. В числе раненых и контуженных – федеральный инспектор по Чечне Имран Вагапов, заместитель военного коменданта Селим Цуев, секретарь Совета безопасности и руководитель аппарата администрации Чеченской республики Рудник Дудаев, вице-премьер Зина Батыжева.

Помимо здания администрации, были уничтожены все пристройки (включая современный комплекс спутниковой связи), частично разрушена комендатура, а также несколько строений, располагавшихся в полукилометре от эпицентра взрыва. В городке журналистов в нескольких вагончиках и коттеджах были выбиты стекла, повреждены спутниковые антенны. Пострадал также банк, расположенный рядом со зданием оккупационной администрации. Поскольку частных построек вокруг дома правительства нет, жилой сектор не пострадал. Общий ущерб от теракта оценивается в 267,7 млн. руб.

Итоги чеченской кампании в 2002 году выглядят для федеральных властей не слишком утешительны. Разовые успехи (например, уничтожение Хаттаба) выглядят не слишком убедтиельно на фоне сохранения напряженности в республике и захвата «Норд-Оста». Все это усугубляется общим ослаблением политических позиций группы «питерских силовиков», которых традиционно ассоциируют с сторонниками «жестких мер». События 27 декабря нанесли федеральному руководству сразу несколько чувствительных ударов, демонстрирующих кризис «чеченской» политики Кремля.

Во-первых, происшедшее выглядят как ответ на публичное унижение чеченцев во время первой войны, когда федеральные силы сначала в знак покорения республики водрузили над президентским дворцом российский флаг, а затем взорвали здание, в котором видели символ чеченской государственности. Теперь оказалось, что, несмотря на мощную охрану здания промосковской администрации (оно было обнесено забором и по степени защиты от возможных нападений уступало лишь штабу федеральных сил в Ханкале), оно оказалось уязвимо перед атакой нескольких камикадзе.

Во-вторых, само существование террористов-смертников опрокидывает создаваемую российскими властями картину, согласно которой силы сопротивления состоят преимущественно из профессиональных наемников, воюющих не за идею, а за деньги. Ведь представить себе наемников, готовых взорвать самих себя за деньги, довольно трудно. Примечательно, что камикадзе появились в Чечне лишь в 2000 году – во время первой войны подобных случаев зарегистрировано не было. При этом, как показал взрыв в Грозном, эффективность подобных акций крайне высока – на троих нападавших приходится 72 погибших.

Наконец, атака на здание правительства может стать серьезным психологическим ударам по тем чеченцам, которые потенциально готовы к сотрудничеству с федеральными властями. Положение коллаборационистов было неустойчивым и раньше (некоторое время убийства лояльных Кадырову глав районных администраций были вполне обычным явлениям), теперь же привлекать кадры в промосковские структуры власти будет еще труднее.

Официальные объяснения происшедшего, как обычно, крайне противоречивы. МВД Чечни утверждает, что организаторами атаки были люди славянской внешности с русыми волосами, Кадыров заявляет, что за терактом стоит Аслан Масхадов, а представители военных возлагают ответственность за взрыв на Шамиля Басаева и организацию «Братья мусульмане».

В ответ представитель Масхадова Ахмед Закаев дистанцировался от теракта, предположив, что он был совершен неподконтрольной правительству Ичкерии группой, «которая рассматривала это здание легитимной мишенью для нападения». Вслед за этим агенство «Чеченпресс» и интернет-сайт «Кавказ-Центр» распространили и заявление самого Масхадова: «Притом, что руководство Чеченской Республики Ичкерия не одобряет сотрудничество с оккупантами, нам безгранично жалко слышать о гибели того или иного, кто служит в марионеточных администрациях или так называемой чеченской милиции. Для нас эти потери - жертвы российской агрессии, без которой у чеченцев не было бы повода делиться на тех или других. Как президент, я понимаю, что большинство, устраиваясь на работу в оккупационные структуры, преследует цель просто выжить. Я обращаюсь к тем, кто в силу тяжелейших испытаний и потерь решил встать на путь самопожертвования. Я понимаю вас, но не могу поддержать. Наших врагов не остановит ни ваша смерть, ни смерть сотен и тысяч других. Торжества справедливости мы добьемся только своей выдержкой и благородством», - заявил Масхадов.

Что касается российских политиков, то среди них взрыв дома правительства в Грозном не вызвал серьезной бури. Большинство из них уже ушли в новогодние отпуска и откомментировать происшедшее не успели. Не были заинтересованы в привлечении общественного интереса к этой акции и государственные средства массовой информации – они склонны приукрашивать успехи федеральных сил, периодически сообщая об уничтожении очередного никому не известного полевого командира, но предпочитают не акцентировать внимание на неудачах процесса «урегулирования» в Чечне. Не случайно на происшедшее в основном отозвались политики, критически относящиеся к силовой операции в Чечне. Так, Борис Немцов расценил теракт как свидетельство неспособности федеральных властей справиться с ситуацией. Он призвал вывести войска из Чечни и заменить их силами спецназа, которые должны будут уничтожать террористов. При этом позиция Немцова выглядит довольно противоречиво. С одной стороны, он указывает, что работы для армии не осталось, ибо основные силы повстанцев уже разбиты. Одновременно он признает, что ситуация в последнее время резко ухудшилась: «Если еще год назад летали вертолеты, то сейчас у боевиков уже есть переносные зенитно-ракетные установки, которые позволяют эти вертолеты сбивать».

Немцов и другие критики чеченской войны в первые часы после теракта серьезно опасались, что в ответ российские власти начнут новую серию «зачисток». Путин оказался перед выбором – либо использовать случившееся как свидетельство необходимости ужесточить силовую операцию и свернуть подготовку к референдуму по конституции и выборам, либо назначить «крайними» силовиков, не сумевших предотвратить взрывы. Как и после «Норд-Оста» (главными жертвами стали тогда не силовики и не сепаратисты, а миссия ОБСЕ в Чечне и лагеря беженцев в Ингушетии), однозначный вердикт российский президент не объявил, но, по крайней мере, заметного ужесточения риторики не произошло. 30 декабря на совещании с членами правительства Путин расценил происшедшие события как попытку «в очередной раз сорвать процесс политического урегулирования, который был начат некоторое время назад в Чеченской Республике. Террористы пытаются сделать это самыми жестокими методами. Ничего у них не получится». Сходную точку зрения высказал и спецпредставитель Путина по обеспечению прав человека в Чечне Абдул-Хаким Султыгов: «Этот акт был совершен не против военной базы или военного гарнизона, а исключительно против гражданского объекта. Именно потому и нужно проводить референдум. Организаторы теракта получат очень адекватный ответ, народ скажет свое слово - именно этого боятся эти люди и в агонии идут на самые страшные злодеяния и преступления».

Конечно, не приходится говорить, что курс на проведение референдума и выборов в Чечне однозначно является альтернативой эскалации боевых действий. Сейчас эти сценарии конкурируют в коридорах власти, однако Кремль, принимая меры по «чеченизации» процесса «политического урегулирования» (то есть активному вовлечению чеченцев с помощью референдума и выборов), публично не противопоставляет его силовому варианту. Слова Путина о начавшемся «некоторое время назад» процессе политического урегулирования в принципе можно трактовать как противопоставление прежнему этапу (военной операции), но при изменении конъюнктуры у российского президента остается возможность утверждать, что «некоторое время назад» - это как раз во время начала «антитеррористической операции». К тому же общественное мнение за колебаниями политики Кремля не слишком следит и продолжает демонстрировать равнодушие к ситуации на Северном Кавказе.

Многие противники военной операции видят в форсировании процесса «политического урегулирования» (референдум, выборы) добрый знак. Очевидно, однако, что федеральный Центр склонен к завышенной оценки эффективности такого подхода. Найти баланс между основными силами чеченского общества, принципиально исключая из этого процесса сепаратистов, заведомо невозможно – а значит, вся конструкция будет крайне шаткой. Да и механизм референдума и выборов еще не гарантирует стабилизации. Во время первой чеченской войны тоже проводились выборов, итоги которых, как было официально объявлено, подтвердили доверие население к промосковской администрации. Это, однако, ничуть не придало легитимности режиму Доку Завгаева, павшему после захвата сепаратистами Грозного в августе 1996 года .

Москва

Сайт открыт 24 июня 2000 года. Последнее обновление: 13 января 2003
Пишите, пожалуйста nozdb@newmail.ru

Rambler's Top100